Будаг — мой современник - Али Кара оглы Велиев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ведь я не калека и не слепой. Руки, ноги есть, глаза тоже. Могу делать любую работу. Только бы не заболеть, а так — как-нибудь проживу.
Мы помолчали, и тут я внезапно спросил его:
— Керим, а ты когда-нибудь любил девушку?
Керим улыбнулся:
— Лучше спроси: «Сколько лет твоей возлюбленной, Керим?»
— Как же ты оставил ее на том берегу Аракса?!
Керим ни слова не сказал мне в ответ, только долго смотрел на горы. Я пожалел, что задал глупый вопрос. А он уже обернулся ко мне с улыбкой:
— А как ты, любил?
Я рассказал о Гюллюгыз. Когда он узнал, что Гюллюгыз умерла, огорчился.
— Прости меня, Будаг, я невольно причинил тебе боль!
Казалось, в этот день путь у солнца длиннее обычного; устав, оно никак не доберется до горизонта.
Я пригнал скот на господский двор уже в полной темноте. Еще издали я уловил во дворе какое-то движение. Возле ворот стояли двое вооруженных незнакомцев в высоких косматых папахах. Они посторонились, когда я пригнал стадо, смерили меня внимательным взглядом.
У входа в бекский дом стояли три фаэтона, запряженные каждый четверкой лошадей. На сбруях тихонько тренькали колокольчики. Возле фаэтонов еще несколько незнакомцев в папахах и с ружьями в руках.
Чьи это фаэтоны? Почему люди, приехавшие в бекский дом, так вооружены? Что им здесь надо?
Побыстрее загнав коров и бычков, телят и буйволиц, я закрыл ворота хлева и бегом бросился к домику родителей. Но свет не пробивался сквозь щели в двери. Где ж они?
Я заглянул в комнатку, где мы спали с Гедеком, но и его не было на месте. И Мехри не видно. Я снова вернулся к домику родителей и тут явственно почувствовал запах табачного дыма. Значит, отец дома, сидит в темноте. Я толкнул дверь; возле нее, сжимая в руке самокрутку, стоял отец.
— Наконец ты дома, сынок, — услышал я шепот материи Я так беспокоилась за тебя. Будешь пить чай? Я только что заварила кеклик оту — траву куропатки, такой вкусный чай из нее получился!
— А что за люди приехали к беку?
— Алимардан-бека нет дома. И Бике-ханум сегодня собралась к своему отцу. Дома только Гасан-бек и Гусейн-бек, — тихо ответила мать.
— Будь проклята та дорога, которая привела их сюда! — зло сказал отец.
Во дворе громко говорили, звенели колокольчики фаэтонов; я узнал голос Гасан-бека.
Выскользнув за дверь, я крадучись обогнул господский дом. С крыльца спускался высокий широкоплечий человек, за ним еще люди. Наверху, на балконе, стоял Гасан-бек. Приехавшие вскочили в фаэтоны, туда же сели вооруженные люди в папахах. Раздался громкий звон колокольчиков, и незнакомцы уехали.
На крыльце показалась жена Гусейн-бека, и я спросил у нее:
— Кто эти люди?
— А тебе зачем знать! — резко ответила мне ханум. Сказала, будто отрезала.
Меня с балкона увидел Гасан-бек.
— Поднимись ко мне, Будаг!
Я бегом взбежал по лестнице. Он ввел меня в комнату, сел на тот же стул, на котором сидел в прошлый раз, и сказал:
— Вам надо немедленно покинуть Эйвазханбейли. Я напишу вам письмо, которое вы в Учгардаше передадите по адресу, он будет указан на конверте. Разберешь мой почерк? Сейчас я буду писать, а ты позови отца, мне надо кое-что ему сказать. Только никому ни слова! И собирайтесь побыстрее!
Я с огорчением подумал: стоит показаться лучу надежды, как кто-то папахой закрывает его. Я привык к своей работе. Подружился с Керимом. И с Гедеком мы нашли общий язык, он доверяет мне тайны, а тут — уезжать, и немедля! Ради чего среди ночи мчаться в Учгардаш? После всех мытарств мы устроились в Эйвазханбейли, а теперь вновь вышагивать по дорогам с вещами за плечами!
Гасан-бек заметил мою растерянность и добавил:
— Вам здесь оставаться нельзя. По приказу пристава ищут твоего отца. И люди в фаэтонах приезжали за ним. Чтобы сбить их со следа, я сказал, что слышал, будто зангезурские беженцы собрались в Хыдырлы. И они поверили мне. И вот еще что: надо уезжать, пока брата здесь нет. Он с трудом нашел даровых батраков и не захочет так просто лишиться вас. Ведь вы согласились работать у него без денег, только за хлеб и жилье, где же он еще найдет таких простофиль? И будьте осторожны, Алимардан-бек шутить не любит, лучше не попадаться к нему в руки! А теперь беги за отцом!
Отец пробыл у Гасан-бека недолго. Он принес два запечатанных конверта и был заметно взволнован. Мы начали увязывать вещи. Отец сказал, что видел в окне у Гедека свет.
— Лучше будет, если никто не узнает, что мы уходим ночью из Эйвазханбейли, и Гедек тоже. Пойди, сынок, к нему, а когда он уснет, тихонько выйди. Мы будем тебя ждать наготове. А сейчас сделай вид, что ложишься спать, как обычно. Придешь, когда он заснет.
Гедек сидел на своей постели и развязывал чарыхи. Я тоже начал раздеваться.
— Где ты был так долго, племянник? У Гасан-бека?
Я сказал, что видел только жену Гусейн-бека.
— А Бике-ханум тебе видеть не пришлось? — спросил он меня с ухмылкой.
— Я загонял скот, где ж я мог ее видеть?
Гедек мне не ответил, и в тот же миг раздался голос Алимардан-бека: он звал Гедека.
Едва Гедек, торопливо надев чарыхи, вышел из комнаты, как я, накинув одежду, бросился к своим.
— Гедека позвал Алимардан-бек, он вернулся, — сказал я отцу. — Значит, сегодня у ворот будет стоять вооруженная охрана.
— Мы слышали, сынок. Возвращайся и делай все, как мы договорились.
Я только успел юркнуть в постель, как в комнатку вернулся Гедек.
— Почему ты не спишь? — спросил он у меня. — Куда ты ходил?
— Так, — промямлил я, — нужно было.
Гедек, очевидно, спать не собирался. Он напялил на себя шерстяную чоху и подпоясался ремнем.
— Ты куда, дядюшка Гедек?
— Алимардан-бек дал мне поручение. Утром вернусь.
Я следил за ним из щели в двери. Он зашел в бекский дом и вышел из него минуты через три. В руках у него была винтовка. Я никак не мог сообразить, для чего Алимардан-бек дал Гедеку винтовку. Я погасил свет в комнате и тихо выбрался наружу. Ни в одной из комнат бекского дома свет не горел. Я внимательно прислушался: ни голоса, ни скрипа ступеней или дверей.
Когда я вошел в родительский домик, то увидел, что отец и мать разбирают заднюю стенку мазанки. Мы крадучись вышли к берегу арыка, перебрались через него и торопливо, почти бегом, пустились прочь от Эйвазханбейли.
Я шел и думал